Раманбек Бейшеналиев — представитель редчайшей ныне профессии балетного артиста и единственный кыргызстанец, кто смог попасть в балетную труппу всемирно известного Мариинского театра в Санкт-Петербурге прямиком из Бишкекского хореографического училища. В свои 25 лет он перетанцевал почти весь репертуар вторых солистов, его гастрольный список насчитывает десятки стран и он намерен штурмовать вершины классического балетного наследия. Мы беседуем с Раманбеком в разгар карантина, когда все театральные и развлекательные учреждения страны закрыты для посетителей. Может, именно поэтому в условиях новой реальности наш разговор получился таким глубоким, содержательным и объемным.

Как Вы оказались в Академии балета Вагановой, будучи родом не из самой балетной (танцевальной) страны?

Я бы не сказал, что наша страна не балетная. У нас есть традиции, которые поддерживаются, в основном, силами хорошего училища, и есть прекрасный театр, до которого государству, увы, пока совсем нет дела.
Всю начальную балетную подготовку я прошел в нашем славном Бишкекском хореографическом училище им. Чолпонбека Базарбаева. В начале 2 курса мой педагог Досмат Насырович Садыркулов, заслуженный артист КР, предложил попробовать поступить в Академию русского балета имени А.Я. Вагановой (далее — АРБ), где он сам учился. Мы отправили мое портфолио с фото и видео, после чего я был принят на второй курс к педагогу Никите Витальевичу Щеглову…

Неужели вот так всё оказалось легко и просто для кыргызского мальчика?

Не совсем. За год до этого Досмат Насырович уже показывал меня своему сокурснику по Академии Алмазбеку Шаршеевичу Шамыралиеву, который сейчас работает балетным педагогом в Японии. И они вместе решили, что мне нужно время для того, чтобы претендовать на поступление в лучшую в мире Академию балета.
Через год Алмазбек Шаршеевич снова меня просматривал, и только тогда мне посоветовали обсудить с отцом возможность жить и учиться в России. Недели две я ждал результат, а месяцем ранее буквально грезил учебой в АРБ. И вот свершилось — меня приняли.

Давайте вернемся чуть-чуть назад. Как вообще возникла идея с балетом? Имело ли при этом значение то, что Вы – однофамилец великой балерины Кыргызстана?

Решение принял я сам, но настаивал на этом мой дядя, который тоже был артистом балета. Я жил в селе, дядя часто приезжал к нам в гости и, глядя на мои физические данные, хотел, чтобы я пошел в балет. Мне же хотелось учиться в городе, хотя кое-какие страхи в связи с этим тоже были. А однофамильцем я стал уже в 16 лет . До получения паспорта я был записан, как Бейшеналы уулу Раманбек, как кыргызов именовали в старину. Но для удобства во время учебы в России мне убрали приставку, и я таким образом превратился в однофамильца. Были опасения, что меня будут воспринимать родственником Бибисары Бейшеналиевой, но таких случаев, к счастью, не произошло.

Какие балетные спектакли Вам нравились, на кого ориентировались? Расскажите о Вашем первом педагоге: что Вам нравилось в его преподавании, в его человеческих качествах?

В процессе учебы главное влияние на меня оказывал Досмат Насырович, мне очень нравилось с ним заниматься, всегда импонировала его тактичность и сдержанность. А кроме того, у него были лучшие классические уроки в училище. Именно ему я в большей степени благодарен за то, что он увидел во мне способности и решил отправить в Санкт-Петербург. Еще меня всегда удивляла его воспитанность, но, приехав в Петербург, я понял, откуда это всё у него.
В Бишкекском училище я постоянно тянулся за старшекурсниками, мы вместе проводили почти все вечера в балетных залах, поскольку многие тогда жили в интернате, сами пробовали разучивать разные вариации и новые для нас движения. Больше всех меня поддерживал Айбек Базарбаев, который был cтарше меня. Айбек — племянник народного артиста СССР Чолпонбека Базарбаева, сейчас он артист Приморского государственного театра оперы и балета во Владивостоке. Именно Айбек тогда впервые показал нам видеозаписи выступлений японского артиста балета, знаменитого танцовщика и некогда премьера Английского Королевского балета Тецуи Кумакавы.
Сказать, что я был потрясен танцем японского артиста — ну, это почти ничего не сказать. Я был практически убит наповал. Ни один танцовщик в мире на тот момент не имел такого технического и танцевального арсенала: высоченный прыжок, безупречные пируэты, звонкие кабриоли и заноски, кристальная чистота рисунка, благородство и законченность каждого движения, каждой позы, и при этом стопроцентный контроль… Кумакава стал не только моим
кумиром, но и главным ориентиром в балете — мне хотелось добиться такого же совершенства. Именно с того момента (а это было в 9 классе) я по-настоящему загорелся классическим балетом. Потом я начал знакомиться с другими выдающимися артистами балета через видеозаписи, практически каждый день пересматривал их выступления и, как мог, расширял свой балетный кругозор.

Видели ли Вы, как танцевали знаменитые кыргызские артисты балета прошлого – великие балерины Бибисара Бейшеналиева и Рейна Чокоева, Чолпонбек Базарбаев и Айсулу Токомбаева? Что Вы можете сказать об их искусстве с позиции современного артиста балета? Не вдаваясь в технические подробности, есть ли в их исполнительском мастерстве то, чему сегодня стоит поучиться?

Все, что можно было посмотреть в записи, мы изучали. Но это какие-то совсем небольшие отрывки. Однако они дают представление о том, каким был национальный балет раньше. Эстетика и требования к физическим данным в те времена несколько отличались от нынешних. Зато тогда больше танцевали душой, что и делало артистов того времени по-настоящему великими. А кроме того, благодаря таким ярким личностям наш балет поддерживался на очень высоком уровне и именно в период расцвета балетного театра стало возможным открытие хореографического училища. Сейчас таких людей очень не хватает стране и нашей культуре.
А в исполнительском мастерстве у артистов прошлого стоит поучиться придерживаться хореографического текста и делать все то, что поставлено хореографом-постановщиком. Сейчас же все подчинено желанию артиста, когда многие переделывают текст полностью под себя, под свои возможности. К примеру, поставлены прыжки, а вместо них очередной солист крутит свои коронные пируэты. А где, наоборот, надо крутиться, кто-то красноречиво стоит.
Там, где надо стоять, они лежат, а где надо лежать, их вообще нет на сцене.(Смеется). И этой вакханалии не видно конца! Раньше такого не происходило…

Вы приехали в один из самых крупных городов России. Один, совсем ещё юный мальчик из Бишкека. А здесь холодно, темно, сыро и очень всё далеко друг от друга. Как Вас встретил город? Не растерялись на первых порах? Как прошли первые дни и месяцы учебы в АРБ?

Я прилетел в Петербург в начале октября, когда учеба была в самом разгаре. И была высока вероятность того, что меня могли не принять на учебу, так как набор происходит обычно летом. Приехал я в Академию, мест в интернате уже нет. И меня поселили в женской части около буфета, комнаты отдыха и комнаты воспитателей (обычно эти места держали пустыми для экстренных случаев). Я тогда был застенчивым и долго привыкал к такому месту, но приняли меня хорошо и дружелюбно. Помню, как повели меня знакомиться с художественным руководителем Академии Алтынай Абдуахимовной
Асылмуратовой, настоящей легендой Мариинского театра. Послt небольшой беседы она тогда сказала: «Хороший мальчик, свой человек!»
Сначала меня определили к старейшему преподавателю Академии Мансуру Шамильевичу Еникееву, но через пару недель перевели в параллельный класс к молодому педагогу Никите Витальевичу Щеглову. С ним я работаю в театре по сей день.

Ребята в моем классе были доброжелательными и дружелюбными. Для меня это имело огромное значение, так как по своему уровню профессиональной подготовки я все же уступал. Первые месяцы мне было невероятно трудно, а зачастую и неловко — оказалось, что я не всё умею и знаю. Но это послужило еще одним стимулом для роста и постоянной работы над собой. К госэкзаменам я все же успел выйти на хороший уровень — и все это благодаря Никите Витальевичу.
Вспоминая свою первую встречу с Петербургом, могу сказать, что очень повезло с погодой: я буквально с раскрытым ртом озирался на все вокруг и был растерян от больших расстояний и величественной архитектуры. И еще внезапно осознал, что я другой национальности: мне казалась, что все постоянно смотрят на меня. Однако первая встреча с городом оказалась очень приятной.
Но, в целом, привыкал к городу очень долго. И дело даже не в погоде — наоборот, я люблю прохладный климат и даже не замечал постоянной хмурости. Мы постоянно учились и жили в режиме «училище — интернат», при котором подробно изучать центр города и все его районы было просто некогда.

Как у кыргызского мальчика началось меняться понимание балета и отношение к нему? Каким оно было в Бишкеке и каким стало в Петербурге? Зачем кыргызам вообще балет, на Ваш взгляд?

С приездом в Петербург во мне изменилось всё. В первую очередь, я начал понимать балет. До этого я, как оказалось, просто созерцал красивые движения, костюмы и декорации. Но в саму суть этого искусства глубоко не вникал. Для меня балет был, скорее, спортом или красивым постановочным шоу. И только потом пришло осознание, что такое классическая школа и настоящая выучка. Благодаря этим базовым знаниям, совершенно иначе смотришь на танцы, видишь разницу между хорошо выученным танцовщиком и «самоделкой». В стенах Академии мировоззрение менялось автоматически. Есть такой феномен, особенно характерный для Петербурга, — называется он «гений места». Так вот эти места, эти стены знали такое количество великих людей — танцовщиков и педагогов — что тебе невольно передается их энергетика и какая-то сила. И еще заметил, что изменилось мое отношение к общеобразовательным предметам: они стали вдруг такими интересными, близкими и понятными. Раньше я за собой не замечал такой тяги к знаниям. На вопрос «зачем нам балет?» я бы ответил фразой мудрого автора: «Ничто нас не отдаляет от жизни так, как искусство, и ничто не приближает к жизни так, как искусство». Я считаю, что любому светскому государству и его народу нужно академическое искусство — музыка, музыкальный и драматический театр, музеи живописи и скульптуры. У нас хорошо прижилась эстрада и даже обрела какие-то исключительно национальные черты. У нас процветает народное творчество. Но академическое искусство сейчас на задворках внимания государственной власти, и это очень тревожно. А ведь именно оно определяет уровень страны, является лицом государства, его гордостью и завоеваниями. В начале 20 века искусство было привнесено нашему народу извне и было принято с благодарностью. А в советское время достигло небывалых высот для некогда кочевых разрозненных племен. Искусство объединило их в крепкое государство, сделало самобытной страной с интересной культурой и насыщенной творческой жизнью. Наша первая звезда и легенда балета Бибисара Бейшеналиева открыла кыргызам другой мир — мир классического танца, тонкого и совершенного, возвышенного и поэтичного. И народ пошел в театр. Рассказывают, что зал на всех балетах был забит до отказа, а Бейшеналиеву почитали, как народную героиню, буквально обожали ее. И сегодня этот хрупкий и прекрасный мир балета, мир Бибисары находится на грани исчезновения…
А еще мне рассказали удивительную историю. Один из наших высоких политиков нулевых годов находился с официальным визитом в Москве. Его командировка не совсем удачно пришлась на очередные предреволюционные бурления в стране, но он не прервал поездку, так как обещал привезти в театр специальный линолеум для сцены и 40 пар балетных туфель из Большого театра. Когда у него спросили, зачем сейчас суетиться по театральным делам, если скоро над головой будут «свистеть пули», он коротко ответил: «Такие, как мы, приходят и уходят, а балет остается. Туфли и линолеум важнее!»
Мне кажется, что вот такой и должна быть государственная политика в отношении театра. Академическое искусство необходимо поддерживать на государственном уровне, само себя оно не прокормит, так было всегда и везде. Лучшие театры мира принадлежат государству, содержатся за счет госбюджета и являются национальным достоянием. В них творится настоящее искусство. А наш театр сегодня борется за жизнь…

Сколько лет Вы проучились в АРБ и когда поняли, что прокачались до хорошего уровня, с которым можно претендовать на Мариинский театр?

В Академии я проучился три года. На выпускном экзамене получил «5» по классическому танцу (это основной предмет). Думаю, это уже говорило уже о моей подготовке и стало решающим фактором для моей дальнейшей карьеры. Однако оценки в школе обычно мало что значат, был еще просмотр в театре, где я, видимо, произвел неплохое впечатление, после чего был приянят в труппу. В то время я был готов на любые условия и на любое положение в театре, лишь бы попасть в труппу. Был уверен, что дальше сумею показать себя.

Как прошли Ваши первые сезоны в Мариинском? И какие были ощущения от первых сольных партий?

Начало моей карьеры сложилось неплохо — мне сразу достались партии второго плана и даже несколько сольных, меня включили в гастрольный состав. Но осваивался я долго, поскольку был менее открытым к разнообразному репертуару. Второй и третий сезоны я бы охарактеризовал, как время некоего застоя, но к концу третьего сезона я принял участие в Международном конкурсе артистов балета в Москве. В финал я не прошел, но меня это не остановило, а только разозлило и позволило двигаться дальше. В результате на 4 год мне дали знаковую роль Ланкедема из балета «Корсар». За ним последовал не менее знаковый Золотой божок из «Баядерки» и еще несколько небольших партий. Прорыв удалось совершить в пятый сезон, когда на гастролях в Азии (Китай, Япония и Корея) мне дали возможность заменить травмированного солиста в па-де-труа из «Лебединого озера». Видимо, руководитель балетной труппы Юрий Валерьевич Фатеев заметил мой прогресс, доверив потом партию Голубой птицы из «Спящей красавицы» и главную партию в балете «Шурале». Можно сказать, эти партии теперь мои визитные карточки.

Какие позиции в театре у Вас сложились на данный момент? Какие дальнейшие перспективы для себя Вы видите здесь?

В начале этого сезона меня повысили до «артиста балета высшего уровня», дальше в балетной иерархии только солисты и премьеры. Перспективы для себя вижу в постоянном профессиональном и духовном росте. И это несмотря на то, что я постоянно выкладываюсь, отдаю столько сил, нервов, пота, а порой и слез. Но еще есть куда двигаться. И если бы не пандемия, с которой мы все столкнулись, я бы успел еще многое подготовить со своим педагогом.

Какие партии Вы бы назвали своими любимыми? Какие хочется станцевать и почему?

Из своего репертуара я ценю все роли, даже самые небольшие. Но особенно я бы выделил Шурале, Голубую птицу, Золотого божка и вставное па-де-де в «Жизели». Это самые тяжелые партии с точки зрения физических затрат и техники исполнения, они совершенно разные по стилю и пластике. А станцевать в будущем хочется все сольные партии чисто классического репертуара — Джеймса из балета «Сильфида», Альберта из «Жизели», Дезире из «Спящей красавицы», Щелкунчика в классической версии, Базиля из «Дон Кихота», Солора из «Баядерки», Ферхада из «Легенды о любви». Ну, вот практически весь классический репертуар Мариинского театра. Я вырос на этих балетах и с детства мечтал об этих партиях, а мои физические данные и амплуа подходят для этих ролей.

Всегда удивляло, когда молодые (и не очень) артисты мечтают станцевать Зигфрида или Дезире. Ведь со зрительской точки зрения скукотища же, развернуться толком негде — одна вариация и одна кода, а все остальное время оба принца находятся в тени главной героини этих чисто балеринских спектаклей…

Понимаете, в чем дело. «Лебединое озеро» и «Спящая красавица» в том виде, в котором они идут на сцене Мариинского театра, — это шедевры и вершины именно классического балета. Чтобы танцевать партии Зигфрида и Дезире, нужна безупречная классическая выучка, владение стилем, техническая чистота. Даже если все эти навыки умещаются в одной вариации. В этом есть определенная трудность этих партий — у исполнителя просто нет шанса на ошибку. Ну, и партия в самых главных балетах исторического репертуара — это своеобразный статус, «золотой билет», если можно так выразиться.

Вы – первый кыргыз, работающий в Мариинском театре, как артист балета. Но Вы не единственный кыргыз, работающий в этом коллективе. Большой штат наших парней и девушек занимается в театре клинингом. Задумывались ли Вы о том, какие разные судьбы могут быть у людей одной страны?

Мне кажется, что это слишком громко звучит – первый кыргыз. Я бы уточнил: первый, кому удалось из Бишкекского хореографического училища проложить путь до сцены Мариинского, в колыбель балетного искусства. По поводу моих земляков я, конечно, задумывался и довольно часто, причем, с самых первых дней прилета в Питер. Был удивлен, поскольку видел их везде: сначала в аэропорту, затем в такси, потом уже и в Академии, а позже в театре. Судьбы у людей могут складываться по-разному даже в одной семье, не говоря
уже о стране. Но я знаю с детства, что работа не определяет личность человека. Главное, что работа есть и она позволяет быть уверенным в завтрашнем дне и жить в каких-то нормальных условиях.
Наши ребята молодцы, трудятся и честно зарабатывают себе на жизнь. Жаль, что это происходит за пределами родины и явно не от хорошей жизни. Нам остается только верить, что когда-нибудь нашим ребятам не придется зарабатывать на чужбине, расставаясь со своими семьями. Как сказал Чингиз Айтматов: «Самое трудное для человека — это быть человеком каждый день».

Мариинский театр за последние пару десятилетий очень сильно изменился. Мы сейчас как раз наблюдаем за тем, как практически полностью стёрты границы между этническими различиями внутри труппы и размыто понятие сценического амплуа. Как Вы к этому относитесь?

Все меняется, в этом и состоит развитие. Сегодня никого не интересует ни твоя раса, ни твоя религия. Если ты артист высокого класса, ты станешь украшением любого театра. Мировая глобализация дает свои плоды, и театр не отстает от мировых тенденций. Лично меня это радует. А искусство всегда состояло и
будет состоять из таланта, труда и творчества.
Что касается размывки в сценическом амплуа, то это обусловлено стремительным развитием балетной техники: танцовщики становятся более универсальными и способными менять характер пластики и танца, им интересны разноплановые роли, а не узкий круг одного амплуа. Настоящий живой театр – это всегда отражение своего времени, он не может быть законсервированным музеем или вовсе стоять в сторонке (как это происходит у нас в Бишкеке ). Возможно, лет через 20 на смену нынешнего придет совсем другой театр с иными законами и ценностями, и это нормально.

С кем Вы дружите в труппе? Что о Вас могут сказать друзья?

В театре я дружу с многими, но мой лучший друг ушел из театра 1,5 года назад, и я был сильно расстроен. Сам по себе я очень дружелюбный, открытый и неконфликтный человек. А что могут сказать обо мне друзья, надо спросить у них. Но вот что меня очень порадовало, так это отзывчивость и сплоченность нашего коллектива в период самоизоляции. Всем сейчас очень тяжело, и артисты балета — не исключение. Наша работа — ежедневный упорный труд в
репетиционном зале, огромные физические нагрузки, репетиции и работа на сцене. Всего этого мы теперь лишены. Разумеется, мы стараемся держать форму в домашних условиях, но на одном квадратном метре балетному артисту делать нечего, только если размять стопы. Так вот, в разгар карантина, когда нервы были у всех на пределе, мне пришла в голову идея сделать большой видео-ролик о том, как проводят это непростое время артисты Мариинского. Я бросил клич в своем инстаграме, и, на свое удивление, получил 57 откликов от желающих принять участие в моем проекте. В итоге мы смонтировали веселый клип, в котором представлена большая часть балетной труппы театра, включая премьеров и солистов.

Очень важный вопрос: какую роль в Вашей жизни играют женщины? Это мама, бабушка, сестра (сёстры), любимая девушка, подруги, коллеги, наставники?

Я не представляю гармоничную жизнь без женщин. Они воспитали меня, сформировали, как личность. Им я обязан практически всем. В семье у меня три женщины – это мама и две старшие сестры. Детство я провел у тети с двоюродными сестрами, а потом учился в БХУ, где девочек всегда большинство. Когда уезжал в Петербург, мои одноклассницы так поддерживали и так переживали за меня. Мы даже писали письма друг другу, которые я все еще храню и всегда вспоминаю то время с большим теплом. Сейчас самый важный и близкий мне человек — это моя девушка. Не представляю, каким бы я сейчас был человеком, если бы мы не встретились.

Ваши любимые места, куда постоянно тянет и которые снятся — в Петербурге и на родине?

Мое место силы — это Благовещенский мост, он находится неподалеку от театра, и это последний исторический мост в городе перед Финским заливом. Когда стоишь там по центру над водой и дует сильный ветер, невольно заряжаешься энергией двух стихий — ветра и воды. Летом чаще всего езжу в Центральный парк на Елагином острове, люблю гулять вдоль каналов и Невы, люблю Исаакиевский собор, его величие и мощь. Да и просто нравится гулять по Петербургу и разглядывать архитектуру. А дома, конечно, люблю наши Ала-Арчинские горы. Очень нравится верхняя часть города, которая начинается от 8 микрорайона и выше. Ну, и куда без Иссык-Куля!
А что мне снится, я даже не помню. Возможно, Мариинский театр.

Автор: Бернара Бакашева